«Легче поверить, что ты сам дурак, чем в то, что Сократ был дураком; и все же, если он не был прав, он, должно быть, был величайшим дураком из когда-либо живших».
— Роберт Линд, «О том, как не быть философом».
В шестой книге «Государства » возникает вопрос о том, почему философы имеют дурную славу в городе. В Афинах бытовало мнение, что единственная причина, по которой Сократ дожил до семидесяти лет, заключалась в том, что простые люди не могли отличить дурака от философа. Они казались неразличимыми. И дураки, и философы говорили о одинаково диковинных вещах. Таким образом, философ был в полной безопасности, пока большинство горожан считали его просто сумасшедшим, ненормальным или болтуном.
Роберт Линд (1879–1949) был ирландцем, прожившим большую часть своей жизни в Англии. Он написал забавное эссе « О том, как не быть философом » в It’s a Fine World (1930). Я нашел его перепечатанным в сборнике под названием Great English and American Essays (1960). Эссе очаровательно. Оно начинается с того, что автор подслушивает, как кто-то в ресторане отеля спрашивает другого посетителя, «читал ли он Эпиктета в последнее время». Поразмыслив, Линд понимает, что на самом деле, хотя у него дома на книжных полках был Эпиктет, он никогда не читал знаменитого раба-философа (ум. 135 н. э.).
Линд, будучи любознательным человеком, решает наверстать упущенное время. Он решил, что «мудрость можно найти в книгах». Если найти книгу и прочитать ее, то можно стать мудрым. Чтение было кратчайшим путем или обходным путем к проживанию опыта становления мудрым. Но на практике это, похоже, не работало так. Он читал Эпиктета и Марка Аврелия, великих философов-стоиков. Он все равно обнаружил, что не слишком следовал их советам.
Стоики не любили, чтобы их души были потревожены. Они жаждали мирной жизни, спокойствия. Они показывали свое господство над судьбой, случаем и болью, оставаясь невозмутимыми перед ними. Это равнодушие позволяло им, как говорят, быть спокойными даже в худших условиях — бурях, грабежах, страданиях, землетрясениях или предательствах.
Но, как заметил Линд, раздражаться по мелочам довольно по-человечески. Философ-стоик говорит нам быть терпеливыми, когда вам приходится просить официанта «трижды принести винную карту». Линд считает, что цель официанта — обслуживать столик. Невозмутимый и не жалующийся философ может прождать всю ночь, пока не появится официант. Но обычный парень начинает повышать голос через десять минут и звонит менеджеру через пятнадцать. Какая философия лучше — та, которая замечает мелочи (или большие вещи), или та, которая вообще ничего не замечает?
«Почти все согласны с тем, что такие люди, как Сократ и Эпиктет, были правы в своем безразличии к внешним вещам», — пишет Линд. «Даже люди, зарабатывающие 10 000 фунтов стерлингов в год и работающие за большую сумму, признали бы это. Однако, признавая это, большинство из нас встревожились бы, если бы кто-то из их самых близких друзей начал слишком буквально воплощать философию Эпиктета в жизнь. То, что мы считаем мудростью у Эпиктета, мы должны считать безумием у знакомого». Другими словами, философия не слишком практична.
Линд, как и Макиавелли, обеспокоен тем, что все благородные идеи — это всего лишь «мечты», которые невозможно воплотить в жизнь, — возможно, достойные восхищения, но не имеющие реальной цели. Линд, по крайней мере, считал, что проблема в том, что мы хотим быть мудрыми, не прилагая никаких усилий для этого. Мы могли бы просто что-то прочитать и, о чудо, мы бы стали мудрыми, как бы без усилий.
Если Сократ не был прав, замечает Линд, он был «величайшим глупцом, который когда-либо существовал». А если он был прав? Действительно ли мы имеем в виду, что мелочи не должны нас беспокоить? Проблема стоиков любой эпохи, включая нашу, заключается в том, что их безразличие к удовольствию и боли является разновидностью гордыни. Идея о том, что человек не может или не должен быть затронут тем, что происходит с ним случайно или с болью, является подозрением, что наши тела не реальны, не являются частью нас или вселенной. Мы должны быть умеренными, чтобы быть уверенными, чтобы управлять нашими удовольствиями и болью. Аристотель, как обычно, был прав. Проблема не в существовании удовольствия или боли как таковых.
Наши чувства — это пути к реальности, которые мы должны знать. Мы должны знать и, да, наслаждаться всем , что существует согласно его собственному бытию. Не может быть никакого отвержения мира, которое не было бы в то же время любовью к миру.
Христианский взгляд на Воплощение не означает, что мы любим мир, убегая от него или отрицая его. Мы сохраняем мир, любя его и живя в нем в порядке, который видит благо вещей даже в их ограничениях. Мы встречаем блага нашей вселенной, зная их пределы. Таким образом, мы знаем, что они есть, чем они не являются; что мы есть и что мы не есть. Это понимание также называлось «глупостью», как говорит нам Павел в одном из своих писем.
В конце концов, не быть философом — не такая уж и хорошая идея. Реальный вопрос в том, какую философию мы принимаем. Если мы принимаем ту, которая делает нас полностью невосприимчивыми к событиям мира, мы вряд ли достойны жить в этом мире. И все же Сократ был прав: «Лучше терпеть зло, чем творить его». Прежде чем мы сможем совершать эти страдания, мы должны сначала узнать, что есть зло, а что есть добро. Если мы не приложим усилий, чтобы узнать эту разницу, то на самом деле не будет большой разницы, что мы страдаем или чем наслаждаемся.
Джеймс В. Шалл, SJ — профессор государственного управления в Джорджтаунском университете.